You are viewing Old Era

Звездопад “Леониды”

Вот и сказке конец –
Отмерцал звездопад “Леониды”
Где восторг, эх подлец,
Развернул в сердце знамя мечты

Ссыпав под ноги рясно
Цветных восхищений флюиды
На которых, ах да,
Адресатом проставлена ты

Но тебе, по сюжету
Классической сроду новеллы
Это все ни к чему
Ведь в хрустящем альбоме сердец

Есть признаний дворцы
Да смешных комплиментов фавелы
Есть и кроткий романтик
И резкий иранец-гордец

Что за сладкий ноябрь
Небо вдруг расстегнул нараспашку
Щедро вытрусив звезды
ПестрО разметавшись дождём

И одел светлячка
В божьей скромной коровки рубашку
Словно тронув мечту
Да обжегся потом – обождём…

Вот казалось и все –
Отмерцал звездопад “Леониды”
Встанет новая ночь
Не стесняясь своей красоты

И на глянцевых шпильках
Сквозь прошлых сердец пирамиды
За любовью пойдёшь
Колыхая ресницами – ты

Бусы Бушменки

Ночь рукою покорной
На пуговки разного цвета
Застегнула мечтания 
И тихо сидит у огня

Это был Белый дом
На окраине снежного Света
Где семь жизней назад
Ты уже повстречала меня

Там мы были на “Вы”
И ещё сигарет не курили
Слово звоном серебряным
Долго не сыпалось в прах

Обожав лошадей
По-испански тогда говорили
Проклинав не людей
Что сжигали людей на кострах

Чехардой города
В апельсиновых ритмах фламенко
Воскресенья с паэльей
Под розовый стук кастаньет

Вот тогда напророчила
Мудрая в бусах бушменка
Это все повторится
У будущих жизненных лет

Не прошло трёх веков
Вот он вкус мандариновых корок
Сам лежит на губах
Словно божья коровка в руке

След ладони в снегу
Разметёт леса ветками морок
Что семь жизней назад
Для тебя оставлял на песке

Мы здесь снова на “Вы”
Милым кубарем катятся письма
Упираясь в ту боль
Что собрать по пути довелось

И испанский язык
Вспоминается очень не быстро
Как цвет глаз, право слово,
Что где-то уж видеть пришлось

Грелась ночь у огня
Дым ментоловый кутал коленки
Но не сердце
Уже не закуришь его прямоту

Где светились пророчеством
Мудрой ведуньи-бушменки
Разноцветные пуговки –
Звезды в декабрьском саду…

Станция “Джанкой”

Аж под берег Десны
Шли тогда поезда от Джанкоя
Арамейским словцом
Их мой прадед водил под уздцы
И давал подзатыльник
Своей ассирийской рукою
Даже крымским князькам
Когда были средь них наглецы

Он – начальник Дороги
За каждый вагон контрабанды
Люди кланялись низко
И утром, и ночью, и днём
Говорил и мирил
Часто разные стороны банды
Надо – с Первым Министром
А надо – с последним жульём

Так любил, как и жил
Не стесняясь ни Рая, ни Ада
Ассирийская кровь –
Золотых вечеров карнавал
Где татарскую дочь, “Мисс Мисхор”
Звали Олимпиада
По всему небосводу
Он звезд для неё доставал

А она – Божий Промысел
В строго застегнутой блузе
Его разных миров
Навсегда одинаковый смысл
И хозяйка улыбки
Да стольких разбитых иллюзий
О те хрупкие плечи
Что знали не знать коромысл

Хоть молва пустословила –
Где они могут быть пара…
Гордость крымских татар
Да густой ассириец-бандит
Путеводной звездой
Станет им паровозная фара
Что на полных парах
От Джанкоя к Десне полетит

Тех далёких времён
Можжевельником пахнули строки
Той красивой любви
Предан каменный вечный покой
Новый город на Севере
Новой истории сроки
Где по ним тосковал
Старый город на Юге – Джанкой

Шайка-лейка

(Ретро кино)

Сапожники, табачники, газетчики
Да гробового дела мастера
Вы жили в те года по-человечески
Всей шайкой-лейкой бессарабского двора

Сквозь арку, коммунальные истории
Ходили, как за тётей Мусей флёр
И ночью Зоосада территорию
Прощал за “Три семерки” контролёр

На общей кухне занавес лавандовый
Штиблеты в ассирийские цвета
Что дядя Фима лёгкий променад давал
В них от Шота, до Чертова Моста

По контрамаркам режиссёрской дочери
Теряясь в декорации степях
На спор вы киностудию бесточили
Ведя расчёт в почтовых голубях

А Элка, дочка Лёвы-папиросника
Ваш проводник к цыгарочке с дымком
Пошла за раскудрявого матросика
Вниз по Днепру с попутным ветерком

И дьякон Клим, в миру Сережа Востриков
Особо не шарахался тогда
Бить в домино с рябым комсоргом Ростиком
На лавке у Верховного суда

Да мяч ручной, как пулей в парке Пушкинском
Летал под юным взором Турчина
Где после Зина угощалась сушками
Ещё ничья, конечно, не жена

Эклеры в кулинарке на Крещатике
ЦУМ убран в чернобурку и меха
Где кофе пах с ликером замечательно
Лотошник дядя Моня-Чепуха

И бог мотоциклетный, Вовка Звездочкин
Катался с Черепановой горы
Разбрасывая в окна дыма блесточки
Под радостные крики детворы

Ещё не дед мой – жил на Фундуклеевской
И трафареты пряча за холстом
Печати чисто на госбланки вклеивал
По стуку арестованный потом

Как наступали поводы печальные
То был готов последний дать совет
Друзьям по Бессарабке на прощание
Сосед их, гробовщик Витёк-Тот Свет

А в основном, они прожили в радости
И это черно-белое кино
Смотрю я с благодарным взглядом благости
За всех, кого здесь нет уже давно

Сапожники, табачники, газетчики
Да гробового дела мастера
Вы память настоящей человечности
Вся шайка-лейка бессарабского двора

“Турандот”

Хоть в опере давали «Турандот»
А ты обула новые кроссовки
В своих рассветных улиц расфасовки
Скользнула, как улыбка в анекдот

А он ходил на этих же холмах
Ни о каком кино вообще не зная
Едва-едва не дошагав до края
По провидению отменив замах

Ритмично выдыхая времена
Полётным темпом бегового шага
Вдыхала снова, острую как шпага
Ты мысль о том, как хочется вина

И стынул согревающий глинтвейн
В ногах у непроснувшейся эстрады
Куда мечты, несмелым зимним градом
Рассыпались корицею в портвейн

Совсем едва ли хуже чем Калаф
Он думал разгадать твои загадки
На них ответы стали так несладки
Как пуда соли белая скала

Хоть в опере давали “Турандот”
Ты это все в кроссовках пробежала
Мечта в руках его задребезжала
И разлетелась. Грустный анекдот…

Вечер трудного дня

Вечер, сдавшись, лежал под колесами
Поперхнувшись осенним слушком
Где башмак мальчугана белёсого
Растоптал его быстрым пешком

А у нас с каждым днем выше дочери
И понять растерялись отцы
Как так быстро да слишком нарочито
Лезут в форточку дни наглецы

Кропотливо шаги препарирует
Острие социальных сетей
Змей воздушный по небу фланирует
Яркой кляксою летних затей

Мы учиться пустились немецкому
В по-английски звучащей стране
Сунув сдачу судьбе, как дворецкому
За открытую дверь невполне

Ну а смелые – ближе к экватору
Синим парусом дуют вперед
И по счастья лихому фарватеру
За мечтами уходят на взлет

А кого жизнь влечет обустраивать
Крепкий быт на родных берегах
Тех не станет ни звать, ни расстраивать
Желтым возгласом свет маяка

Пусть для каждого будут участливы
Все кому они веру хранят
И тогда засыпать можно счастливо
Даже вечером трудного дня